Нет в России ни одного человека, кто бы ни разу не щелкал семечки.
Если не щелкал, то лузгал, если не лузгал, то грыз. Семечки — наш национальный снэк, и Россия занимает первое место в мире по их производству. По словарю Даля семечки можно грызть, щелкать, лузгать, шелушить, лущить, вылущать, выковыривать, облупливать, вылуплять, лушпинить, щелкотить, лустерить и жущерить. Семечки в России называют семками, семянами, семушками.
В России семечки появились в 1698 году, их привез из Голландии Петр I. Царь, обучаясь корабельному делу, заметил в Амстердаме растущий стебель подсолнечника. Такого цветка он еще не видел и приказал семена послать в Петербург и посеять в аптечном огороде. Красивые цветки подсолнечника сразу же полюбились русским людям, но долгое время их выращивали только в качестве декоративного растения. В конце XVIII века Русский академик Севергин писал, что из подсолнечных семян, являющихся прекрасной пищей для птиц, можно добывать масло и готовить кофе. И даже статья «О приготовлении масла из семян подсолнечника», появившаяся в 1779 году в Академическом ежегоднике, не возымела никакого действия, кроме научного интереса.
Достоверно неизвестно, когда семечки начали употреблять в привычном нам виде, зато известно, когда впервые из семян подсолнечника было отжато масло. Крепостной графа Шереметева Даниил Бокарев из села Алексеевка Воронежской губернии на самодельном прессе получил первое в России подсолнечное масло в 1829 году. «…Некто Бокарев, крестьянин графа Шереметева, проживая в обширной слободе Алексеевка, где теперь до 8000 душ мужского пола, задумал для пробы посеять в своём огороде — так, для своего удовольствия, — весьма небольшое количество семян подсолнечника; когда подсолнечник вырос, он, Бокарев, испытал семена пробить на ручной маслобойке и, к радости своей, получил превосходное масло, какого он никогда не видывал… На следующий год из оставшихся семян Бокарев посеял уже более, с промышленной целью, потом, в следующий год, ещё более посеял он подсолнечников, так что масло стало продаваться на сторону» — гласил один из московских журналов об изобретении Бокарева.
Подсолнечное масло сразу стало настоящим гастрономическим открытием — по сравнению с конопляным и льняным маслом его производство оказалось намного выгоднее. Уже через 4 года в 1833 году в Алексеевке купцом Папушиным при содействии Бокарева был построен первый в России маслобойный завод (там до сих пор работает завод по производству подсолнечного масла «Слобода»). В 1834 году Бокарев открыл и собственную маслобойню, а через год начался экспорт масла за границу. К 1860 году в Алексеевке было около 160 маслобойных заводов. Кстати, там сейчас можно увидеть и памятник Даниилу Бокареву, один из основных достопримечательностей города. Сделал его белгородский скульптор Анатолий Шишков. Даниила Семёновича он изобразил в минуты работы: в рабочей форме с засученными рукавами стоит он, склонившись над своим изобретением — ручной маслобойкой, а в правой руке держит молот для отжима масла. На постаменте красуется надпись: «Даниилу Семёновичу Бокареву – первооткрывателю подсолнечного масла в 1829 г.».
Новая сельскохозяйственная культура стремительно завоевывала новые площади и проникала все дальше вглубь России — за Урал и в Сибирь. Ко времени правления Николая Первого подсолнечник уже занимал 40% пахотных земель в Саратовской и Воронежской губерниях, а к концу XIX века подсолнечное масло уже стабильно занимало первое место по популярности среди жителей России. Интересно также то, что подсолнечник, родиной которого является Америка, среди самих американцев популярностью в XIX веке не пользовался. Пока его не вернули на Родину русские эмигранты в 70-х годах. Они привезли семена подсолнуха в Канаду, а уже через 10 лет русские успешно продавали «цветки солнца» американцам. В некоторых странах мира подсолнух и сегодня считается национальным цветком России.
Традиция щелкать семечки долгое время сохранялась только в сельской местности. Причем это было повсеместным поветрием, распространенным в деревнях от Дальнего Востока до Кавказа. Появление семечек в русских городах связано с трудовой миграцией, которая охватила Россию с появлением железнодорожного сообщения. Именно в то время залузгали семечками и городские жители, но вплоть до революции 1917 года эта привычка считалась исключительно маргинальной. Лузгание семечек в присутственных местах признавалось за бескультурье.
Частью городской культуры семечки стали в революцию. Общая маргинализация населения, когда последние стали первыми, привнесла на улицы городов и семечки. Аристократию, интеллигенцию, всеобщее лузгание семечек приводило в бешенство. Эти настроения замечательно отражены в произведениях Бунина, Булгакова. Вот, что Бунин писал в «Окаянных днях»: «Город чувствует себя завоеванным, и завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, «кроет матом». Или вот: «Весь день праздно стоящий с подсолнухами в кулаке, весь день механически жрущий эти подсолнухи дезертир. Шинель внакидку, картуз на затылок. Широкий, коротконогий. Спокойно-нахален, жрет и от времени до времени задает вопросы,— не говорит, а все только спрашивает, и ни единому ответу не верит, во всем подозревает брехню. И физически больно от отвращения к нему, к его толстым ляжкам в толстом зимнем хаки, к телячьим ресницам, к молоку от нажеванных подсолнухов на молодых, животно-первобытных губах». Не менее категоричен был и Булгаков. Кроме хрестоматийного «Собачьего сердца», в котором первым правилом профессора Преображенского было «Семечки в квартире не щелкать», Булгаков писал, уже в рассказе «Столица в блокноте»: «Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки — мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе. Боюсь, что мысль моя покажется дикой и непонятной утонченным европейцам, а то я сказал бы, что с момента изгнания семечек для меня непреложной станет вера в электрификацию, поезда (150 километров в час), всеобщую грамотность и прочее, что уже несомненно означает рай». Таким образом, всеобщее бездумное лузганье семечек, шелуха в парадных и на коврах барских домов стало олицетворением революционного хаоса, в котором стирались грани Старого мира, а на смену ему приходила другая эпоха.
Показательно, что во время становления Советской власти, когда страна уже отходила от революционной смуты, семечки вновь стали считаться дурной привычкой. Крестьяне были загнаны в колхозы, и города стали очищаться от шелухи и праздноплюющих прохожих. Появилось даже выражением «Пионер семечки не грызет». Лузганье семечек оставалось прерогативой деревенских жителей вплоть до новой волны трудовой миграции, которая случилась уже в послевоенное время. Жители рабочих предместий и поселков, приехавшие из деревень, снова стали приносить в городскую среду семена подсолнуха. Впрочем, среди интеллигенции лузганье семян подсолнуха по-прежнему считалось дурным поветрием.
Все изменила перестройка. Все мы помним ряды бабушек у остановок, продающих семечки в кулечках из газет. Помним, что можно было попросить "с горкой" или без таковой. В перестроечное и постперестроечное время семечки стали неким социальным маркером и коммуникационным инструментом. "Отсыпь семян" можно было услышать от прохожего не реже, чем "дай сигарету". Сейчас семечки по-прежнему щелкают, о чем говорит большой ассортимент разных марок, которые можно встретить в магазинах, но делать это на виду, сплевывая шелуху под себя, к счастью, считается неприличным. Для семечек сегодня наступило интересное время. С одной стороны, они вытесняются чипсами, сухариками и другими снэками, с другой - всерьез рассматривается вопрос о замене поп-кона в кинотеатрах на семечки. Что ни говори, а семечки полезнее.